«Объявляя человека политзаключенным, мы фактически обвиняем государство в преступлении». Кто и как признает заключенных политическими в Беларуси

Иллюстрация: Арина Истомина / Медиазона

С летних протестов 2020-го прошло уже полтора года, а число политзаключенных в Беларуси продолжает расти. Сегодня оно преодолело отметку в 1 000 человек. Далеко не все из них получили такой статус сразу: некоторых — например, бывшего следователя Евгения Юшкевича — признали политзаключенными только через несколько месяцев после задержания, других, как анархистов из «группы Олиневича», уже после приговора. «Медиазона» поговорила с правозащитниками и ученым о том, как заключенных объявляют политическими, чем этот статус отличается от узника совести и кто может на него претендовать.

Кого беларуские правозащитники признают политзаключенными?

На сайте российского правозащитного центра «Мемориал» указано, что общепринятого понятия «политзаключенный» не существует. Сергей Давидис, который руководит в «Мемориале» программой «Поддержка политзаключенных», считает нужным объяснить, зачем сделана эта оговорка.

— Язык создают люди, они употребляют слова в тех значениях, которые сами им придают. Если это достаточно распространенный термин, который имеет долгую историю применения и на разных исторических этапах применялся к совсем разным людям и по-разному, то кто бы сейчас ни объявил, что нам следует понимать под этим словом только это, все равно это будет только одна из позиций. Невозможно же запретить людям называть политзаключенными, кого они хотят. Тем не менее, в 2012 году Парламентская Ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) приняла резолюцию, в которой формализовала это понятие, — рассказывает правозащитник.

Определение, которым руководствуются в беларуском правозащитном сообществе, разработано правозащитниками из Азербайджана, Беларуси, Грузии, Литвы, Польши, России и Украины на основе резолюции ПАСЕ, о которой говорит Давидис.

— Надо начинать с того, что политзаключенный, — это человек, который лишен свободы. Поэтому политзаключенным не будет признан человек, которому назначено наказание, например, в виде ограничения свободы без направления в учреждение открытого типа. Политзаключенным не будет признан тот человек, который вынужден скрываться за границей от преследования. Им не будет человек, которому назначена мера пресечения в виде подписки о невыезде. Несмотря на то, что все вот эти вещи — это формы политических репрессий. И про этих людей мы так и говорим, что они подверглись политическим репрессиям в таком вот виде, — объясняет юрист правозащитного центра «Вясна» Павел Сапелко.

Второй критерий — это политические мотивы преследования. Сапелко уточняет, что они не всегда очевидны: иногда власти преследуют человека по другим основаниям, но правозащитники понимают, что подлинная причина — политическая.

— Когда мы видим, что журналистка Елена Толкачева, например, содержится в СИЗО по статье 243 УК, которая наказывает за сокрытие доходов от налогообложения, то мы прекрасно понимаем, что ее преследуют за ее журналистскую деятельность, — приводит пример правозащитник.

Третий критерий — основание для лишения свободы. Например, из-за политических, религиозных и иных убеждений, в связи с ненасильственным осуществлением свободы мысли, совести, религии, свободы мирных собраний; из-за ненасильственной деятельности, направленной на защиту прав человека и основных свобод; по признаку пола, расы, цвета кожи, языка, религии, сексуальной ориентации.

Категории политзаключенных

Сапелко объясняет, что задержанные по причинам, описанным выше, относятся к первой категории политзаключенных — они получают такой статус в первую очередь. Это, например, задержанные по статье о грубом нарушении порядка.

— Если это статья, которая предусматривает ответственность за оскорбление или клевету в отношении президента или оскорбление должностного лица, у нас тоже уже есть понимание, мы пришли к выводу на основании мнения международных организаций разного рода и международных экспертов, что за совершение таких действий нельзя назначать наказание в виде лишения свободы либо лишать свободы без каких-то дополнительных оснований на период следствия, — рассуждает юрист.

Для такой категории политзаключенных правозащитники требуют немедленного освобождения с полной реабилитацией и возмещением вреда, добавляет он.

Вторая категория политических заключенных — уже осужденные лица, право которых на справедливое судебное разбирательство было нарушено, или те, чье содержание под стражей затягивается. В их деле также должен быть политический мотив преследования.

Для этой категории правозащитники требуют, во-первых, пересмотра дела и устранения обстоятельств, которые повлияли на приговор, а во-вторых, пересмотра мер, принятых в отношении задержанных. Например, заключение под стражу.

— Другими словами, если мы видим, что в действиях человека есть определенные признаки состава преступления и нет обстоятельств, которые вообще исключают уголовную ответственность, а приговор суровый или размер наказания в виде лишения свободы непропорционально высокий, то мы тогда требуем пересмотреть это дело и, в зависимости от того, что там нарушено, либо соблюсти процедуру либо пересмотреть наказание, чтобы оно было пропорциональным или соразмерным, — объясняет Сапелко.

Он приводит в пример дела, связанные с применением ответного насилия в отношении силовиков.

— Мы подходим в этой ситуации к разрешению вопроса таким образом: изучаем обстоятельства, при которых было применено насилие. И если это насилие носило характер ответного в ответ на непропорциональную жестокость, на нарушение права на мирное собрание, то мы признаем, что действия сотрудников милиции выходили за рамки их должностных полномочий. И поэтому [мы] склонны рассматривать вот это все как взаимоотношения двух сторон, одна из которых не является осуществляющей какие-то должностные функции. И, соответственно, рассматриваем по последствиям. То есть если так называемому потерпевшему не было причинено каких-то тяжких телесных повреждений, то мы говорим о том, что характер сопротивления был соразмерен характеру нарушения прав и свобод того человека, который сейчас лишен за это свободы.

Под вторую категорию политзаключенных попадают, например, уже осужденные по обвинению в терроризме анархисты из «группы Олиневича». Павел Сапелко говорит, что в их действиях содержится состав преступления — уничтожение имущества.

— И как раз насилие в широком смысле слова, в том числе уничтожение имущества, несимволическое, это основание для того, чтобы ни при каких других условиях, даже ни при каких других обстоятельствах, не признавать человека политзаключенным, — говорит юрист.

Правозащитники признали анархистов политзаключенными только после приговора суда — они получили от 18 до 20 лет колонии. По мнению правозащитного сообщества, право Олиневича, Резановича, Дубовского и Романова на справедливый суд и презумпция невиновности были нарушены.

Правозащитники уверены, что «государственные пропагандистские ресурсы не раз высказывали и навязывали идею виновности перечисленных людей задолго до завершения расследования и судебного рассмотрения».

Сергей Давидис соглашается с беларуским коллегой и добавляет, что в случае признания человека политзаключенным «дело не в том, в чем человека обвиняют, а в том, насколько обоснованно».

— То есть насколько убедительно мы можем опровергнуть утверждение государства об их виновности. Ведь объявляя человека политзаключенным, мы фактически обвиняем государство в преступлении. И тут действует в каком-то смысле презумпция невиновности государства. Просто так сказать, что не может быть, чтобы такой хороший человек совершил преступление, мы не можем. Во многих делах о шпионаже, да и о терроризме, разобраться бывает очень сложно: фактического материала много, он противоречивый. А дела о шпионаже обычно закрытые. И хотя по всем признакам кажется, что дело политически мотивированно и незаконно, это только кажется, потому что мы даже фабулу обвинения не знаем. Мы констатируем в таком деле наличие признаков политического мотива и незаконности, но признать человека политзаключенным не можем, — говорит Давидис.

— По делу Олега Сенцова и Александра Кольченко мы смогли высказать свою позицию только после суда, потому что до этого никаких конкретных подробностей того, в чем именно и на основании чего их обвиняют, не было известно, никто про это не мог рассказать, — добавляет он.

Статья полностью на сайте "Медиазоны"